1.3. Мир до цифры, но уже не аналоговый

Каждый из этих этапов был шагом к цифровым финансам, хотя тогда ещё никто не знал слов «UX», «интерфейс» или «API». Но уже тогда происходил сдвиг: деньги становились обезличенными, контроль автоматизированным, а транзакции частью машинной логики. Исчезал прямой контакт с деньгами. Наличные уходили в тень, уступая место системам, где человек больше не ощущал владения, а лишь управлял правом доступа. Банковский счёт, чек, телеграфный перевод — всё это было не физическим обладанием, а подтверждённым системой правом финансового участия.

Это подводит нас к важному выводу: ещё до появления компьютеров и интернета индустриальный мир начал строить предцифровую архитектуру финтеха, систему, основанную на доверии, скорости передачи информации и верификации личности. Финансовая индустрия перестала быть про деньги. Она стала про данные.

XX век редко упоминается в дискуссиях о финтехе. Кажется, что это был век заводов, индустриализации, войн и идеологий. Но параллельно, в тени, разворачивался другой процесс — технологическая трансформация денег. Она была почти невидимой, медленной и бюрократичной. Но именно она заложила архитектуру, на которую опираются все современные финтех-системы. Именно XX век превратил финансы из объекта в процесс, из монеты в сигнал, из доверия к человеку — в доверие к системе.

Счёт в банке стал первым пользовательским интерфейсом в финансовой системе, даже если он не имел экрана. Сначала это была бумажная сберкнижка, потом ведомость, потом форма на печатной машинке. Всё происходило через «окно»: окно кассы, окно отделения, окно почтового отделения. Но суть оставалась прежней: человек взаимодействует не с деньгами, а с системой, представляющей эти деньги.

В 1930–1950-х годах массовое внедрение банковских счетов охватывает значительные слои населения в индустриальных странах. Прежде банковский счёт был символом элиты, капиталов, инвестиций. Теперь он становится стандартом для получения зарплаты, социальных выплат, кредитов. Финансовый мир постепенно переходит от наличного к счётному доверию.

Революционным моментом стало появление мэйнфреймов — громоздких вычислительных машин, которые с 1950-х годов начали внедряться в банковский сектор. Машины IBM занимали целые залы, требовали кондиционирования, обслуживались инженерами в белых халатах, но при этом выполняли невероятные по тем временам объёмы расчётов. Они автоматически рассчитывали проценты по вкладам, формировали платёжные ведомости, вели учёт счетов. Это был первый опыт, когда деньги начали «жить» внутри машины. Бумажные книги уходили в прошлое. Их заменяла память — магнитная, электронная, централизованная. Человек больше не знал, где именно находятся его деньги. Он знал лишь, что машина их «ведёт».

Носителем этой памяти стали перфокарты. Они выглядели как плотные картонные листы с отверстиями, которые соответствовали определённой информации. Их использовали для обработки зарплат, налогов, пенсий, кредитов. Это был первый массовый опыт машинной обработки платёжной информации.

Важно, что этот процесс был не интерактивным, а пакетным: информация собиралась, обрабатывалась централизованно, и результат поступал обратно. Человек не управлял в реальном времени, он передавал данные в «мельницу» и ждал результат. Этот принцип сохранился в финтехе ещё долго, только мельницу заменили API (Application Programming Interface) созданный как интерфейс (или протокол) для взаимодействия между программами.

Смысл происходящего был ясен: финансы начинают жить внутри систем, а человек становится их внешним пользователем.

В 1960-х годах появилась первая технология, которая приблизила вычисления к человеку — это была пластиковая карта с магнитной полосой. Теперь данные о счёте могли быть зашиты в сам носитель, и человек мог носить с собой свой «ключ» к деньгам. Это был огромный сдвиг: не нужно было идти в банк, чтобы совершить платёж. Достаточно было провести картой через терминал, и система делала всё остальное. Карта стала предшественником токена, а терминал — прообразом API-интерфейса. Впервые деньги стали машиночитаемыми в точке контакта.

С появлением POS-терминалов началась новая глава: верификация транзакции происходила в режиме онлайн (пусть и медленно). Это был первый опыт онлайн-финансового взаимодействия между участниками, не требующий бумаги и живого человека. Если раньше нужно было подписывать чеки, предъявлять удостоверения, сверять данные вручную, то теперь система принимала решение сама — авторизовать или отказать. Это был прото-финтех. Без смартфонов. Без UX. Но с логикой, которая спустя 40 лет станет основой всего интерфейсного банкинга.

В 1973 году создаётся международная сеть SWIFT — стандартизированная система межбанковских сообщений. До неё переводы между странами были хаотичными, фрагментированными, основанными на письмах и телефонных звонках. SWIFT унифицировал процесс: теперь транзакции передавались в виде цифровых сигналов с чёткой структурой. Это стало началом глобализации финансов. Банк в Лондоне мог отправить деньги в Сидней, просто заполнив электронную форму. Протоколы MT103 и MT202 стали новым языком денег. Физического перемещения не требовалось. Деньги стали двигаться со скоростью сигнала.

В 1980-х годах появляются регулярные автоматические платежи: списание кредитов, коммунальные счета, переводы в фонды. Это был уже не просто учёт, а алгоритмическое управление деньгами, встроенное в повседневную жизнь. Система не ждала действий человека — она действовала автоматически, без участия клиента. День списания, сумма, получатель — всё задавалось заранее и исполнялось без участия клиента. Это стало возможным благодаря развитию баз данных, хранилищ операций, логики шаблонов. Финансы стали жить в графике, в расписании, в протоколе.

К концу двадцатого века стало ясно: деньги больше не являются объектом, а превращаются в данные, управляемые системой. Баланс представляет собой строку в таблице, транзакция фиксируется как запись в журнале, авторизация осуществляется через проверку токена, а владение становится правом, подтверждённым логикой.

Появились концепции идентификации, аутентификации, многофакторного доступа, роли и прав. Финансы стали всё меньше про доверие к кассиру и всё больше про взаимодействие с системой, которую никто не видел, но которую все признавали.

Интересно, что все эти процессы начали разворачиваться ещё до появления экрана. У пользователя не было ни «приложения», ни «личного кабинета», ни «дизайна». Но логика уже существовала. Уже тогда функционировали инструменты контроля: машиночитаемые носители, системы авторизации и проверки прав, централизованные базы данных, ежедневные журналы транзакций, протоколы передачи сообщений между банками и автоматизированные шаблоны исполнения платежей. Всё это работало — без Wi-Fi, без UX, без облаков.

Таким образом, двадцатый век был не дофинтеховой эпохой, а временем, когда финтех начал складываться как логика, но ещё не как интерфейс. Это был век архитекторов, а не дизайнеров. Машин, а не приложений. Он придал финансовому миру структуру, машинный ритм, доверие к коду — ещё не осознавая, что закладывает фундамент для будущей цифровой экономики.

Человек думал, что просто получает зарплату на счёт, а система уже начинала контролировать распределение, доступ, поведение. Финансовая жизнь переставала быть приватной и становилась предсказуемой, автоматизированной и верифицированной. XX век был не финалом прошлого, а предисловием к цифровому будущему. Просто мы тогда ещё не знали, что это назовут финтехом.

Как писал лауреат Нобелевской премии по экономике Милтон Фридман, «у общества есть два способа координации действий: централизованное планирование и добровольный обмен. Финансовые технологии позволяют второму стать почти мгновенным».

А Уильям Гибсон, автор киберпанковской прозы, предупреждал: «Будущее уже наступило — просто оно распределено неравномерно». XX век стал именно таким распределением — машинной архитектурой веры в цифру, пока ещё без интерфейса.