Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 4. Взорвать нельзя помиловать.
Быстро доехав до моста, который бдительно охранял еще с утра, я с удивлением обнаружил, что наши его не взорвали. Старый мост содрогался всем своим исполинским железным телом от огромного количества одновременно передвигающейся по нему вражеской техники.
Танки, бронетранспортеры, тяжелая артиллерия, грузовики с солдатами и какими-то ящиками, все это переползало через Буг, и двигалась дальше на восток. Будто гигантское, извивающееся, светящееся в темноте щупальце фашистского спрута мертвой хваткой вцепилось в нашу землю и тянулось дальше.
У меня возникло какое-то мерзкое чувство, что это все из-за меня. Что это я не выполнил приказ, сбежал с поста и теперь виноват в том, что фашисты переправляют свои силы на наш берег. А еще я хотел доказать самому себе, что не трус. А для этого мне нужно было дело посерьезнее и желательно со спецэффектами. Взрыв моста, как нельзя лучше подходил для этого. Сильное желание взорвать этот чертов мост, оторвать это мерзкое щупальце овладело мной. На какое-то время я забыл даже про Нюру. Я знал, что мост заминирован. Под второй пролет моста было заложено пара тонн тротиловых шашек и электрический кабель шел в приграничный дот к подрывной машинке. Оставалось только вдавить ручку машинки вниз и отрубить фашистскому спруту щупальце.
И я, сжав зубы до боли, решил выполнить приказ по подрыву моста. Остановил мотоцикл внедалеке от дота рядом с кустами и тихонько подобрался к нему. Темнело. Дот никто не охранял. Я бесшумно прокрался внутрь. Ничего не было видно. Наконец мои глаза привыкли к темноте, и я смог двигаться.
На первом ярусе было пусто. На втором я наткнулся на чье-то тело. Скользнув руками, по его карманам гимнастерки, нащупал зажигалку. Осветив ей помещение, я увидел в колеблющемся свете, что передо мной один из знакомых мне пограничников. Его лицо было спокойно и умиротворено. Казалось, что он спал, только его рука все еще сжимала пулеметную ленту, а лицо и форма были в черной саже. Судя по отколотым кускам бетона с одной из закопченных стен и мелким металлическим осколкам, лежащим на бетонном полу вокруг, внутрь дота залетел вражеский снаряд.
Я огляделся, нигде не было видно ни подрывной машинки, ни кабеля. Снова спустился на первый ярус, и наконец заметил кусок черного провода. Приподняв его, я понял, что он уходит за зеленые ящики. И они, судя по тяжести, были не пусты. Быстро вскрыв его, увидел блестящие патроны, вероятно для пулемета. Мне столько не надо было, тем более что я уже был вооружен немецким автоматом. Отодвинув несколько ящиков от стены, я все-таки наконец обнаружил машинку для подрыва в небольшом углублении. И зачем было так далеко ее прятать, хотя может опасались, как бы кто сдуру не взорвал мост в мирное время.
– Ну что граждане фашисты, готовьтесь к праздничному салюту в честь дня освобождения Бастилии, – произнес я, еле сдерживая нетерпение и разглядывая машинку при свете зажигалки. Быстро изучив шильдик с инструкцией по подрыву на крышке прибора, всунул ключ в отверстие с надписью «взрыв» и повернул его по часовой стрелки до отказа. Внутри что-то щелкнуло, но взрыва не последовало. Потом повернул еще раз. И снова ничего.
«Кривые руки? Машинка неисправна? Фашисты перегрызли кабель?» – вариантов в моей голове было много. Но как проверить и исправить проблему? Мост очень сильно охранялся. Проникнуть за периметр охраны было сложно. А еще сложнее попытаться проверить кабель и подключение к тротиловым шашкам под мостом на глазах у изумленных фашистов. Я даже рассмеялся, представив их округлившиеся глаза и вытянутые небритые арийские морды.
Насколько я помнил тротил довольно трудно взорвать, для этого нужен детонатор и детонирующий шнур. Если его поджечь, то он сгорит, но не взорвется. Детонатора у меня не было, как и шнура, но я знал, где они были. В Брестской крепости на складах. Возможно там можно было найти и саперов, чтобы потом сюда вернуться с подмогой и пустить этот мост на переплавку вместе с вражеской техникой. И самое главное, я должен найти в госпитале крепости свою ненаглядную медсестричку Нюру. «Как она там? Жива ли вообще?» – я попытался отогнать темные мысли, которые штурмовали мой мозг, подальше.
Выйдя из дота, я решил отлить в кустах. Струя брызнула и замерла, как будто перекрыли кранчик. Под кустом, сверкая ягодицами, сидел немец. – Гутен абенд, – вежливо поздоровался немец помахав газеткой. – Гутен Абенд, – от неожиданности пробормотал я. «Кому добрый вечер, а кому и не очень»,– подумал я. Отвернулся и собрав волю в кулак закончил начатое дело по поливу куста сирени жидкими удобрениями. Немец неторопливо натянул штаны и вразвалочку подошел ко мне. Потом фашист, вальяжно положив свою немытую руку мне на плечо, что-то по-дружески спросил.
Поморщившись от брезгливости, я, ударом локтя в челюсть слева, вырубил его и затащил бесчувственного немецкого засранца в дот. Для бойца служившего второй год в войсках НКВД, связать ремнями ему ноги и руки было минутным делом. Немец приоткрыл глаза и застонал. Я приложил палец к его рту, а острие ножа прислонил к хорошо выбритому горлу. Немец заморгал глазами и кивнул, что понял, что кричать себе дороже выйдет.
Дальше снова пришлось вспоминать немецкий язык, который я уже начинал понемногу ненавидеть вместе с его носителями, и приступил к допросу пленного. Но, то ли у фашиста плохо слушалась сломанная челюсть, то ли я переоценил свои познания в языке Гёте, но я почти ничего не понимал, что он там шпрехал. Немцу пришлось повторять мне ответы по несколько раз и медленно. По словам пленника, Брест был ими взят, и только в районе железнодорожного вокзала еще был очаг сопротивления русских. Брестская крепость сопротивлялась, но была полностью окружена. Мост немцы разминировали еще утром и взрывчатку вывезли на польскую территорию.
Так вот почему подрывная машинка не сработала, а я то надеялся, что немцы не знают, что мост заминирован. Потом фашист пообещал сохранить мне жизнь, вкусную баланду и хорошее место в лагере для военнопленных, если я сдамся. Вспомнив, как немцы расправились с нашими ранеными пограничками на заставе, я ответил ему вторым сильным ударом в челюсть кулаком, теперь уже справа. Он снова потерял сознание, но теперь свернутая челюсть фашиста заняла в свое обычное положение. Решив, что допрос закончился и что свободный рот пленнику больше не нужен, я набил ему туда оставшийся от его гигиенических процедур кусок газеты. Безоружного немца убивать было противно и не достойно звания рядового Красной армии, поэтому просто пнул напоследок фрица ногой и пошел на выход. Мост взорвать уже было не в моих силах, но по крайней мере я попытался выполнить приказ. С чистой совестью я завел трофейный мотоцикл и через несколько минут пристроился к немецкой колонне. Прицепившись к затентованному грузовику проехал до поворота направо, свернул в сторону Брестской крепости и доехал до моста с четырьмя арками внизу. Это были Северные ворота и они, как и мост охранялись. Два пулемета МГ-34 и тяжелая противотанковая пушка были установлены рядом с мостом и простреливали вход в крепость.
Обслуга орудия и пулеметчик не обратили на меня никого внимания. Кто-то из солдат курил, другие спали. Я переехал мост и, убедившись что все меня принимают за своего, осмелел и прихватив пулемет и ранец, да несколько коробов с патронами начал двигаться наверх влево, на внешний земляной вал Кобринского укрепления Брестской крепости.
Я начал вспоминать, что я вообще знаю о крепости. Кажется она была построенная в середине прошлого века и представляла собой укрепления с двухметровыми кирпичными стенами обнесенных земляным валом с внешней стороны. В них находилось множество казематов, где можно было укрыться на время обстрела, а сейчас в основном они использовались как склады или конюшни. Звездообразная линия укреплений располагалась на трех островах замыкаясь в подобие круга, разделяемые крупной рекой Западный Буг и впадающей в нее рекой поменьше Муховец. Все подходы к крепости, не омываемые реками были отделены от берега искусственно вырытыми водными каналами. Три острова прикрывали собой центральный, огибая его и соединялись с ним подъемными мостами. На нем располагалась цитадель – внутренняя крепость, образованная кольцом двухэтажных казарм рассчитанных на двенадцать тысяч человек. Внутри острова были расположены штаб, клуб-бывшая церковь и столовая командного состава, ближе к границе находился Западный остров или Тереспольское укрепление и Волынское укрепление или Госпитальный остров, куда мне и надо было попасть, чтобы найти Нюру. На сервере был самый крупный остров Северный или Кобринские укрепления. Здесь были два форта Западный и Восточный, тюрьма, склады с амуницией и продовольствием и стадион, где я сам иногда разминался с товарищами играя в футбол, после нудной боевой и политической подготовки. На этом же острове были построены обычные двухэтажные дома, где жили семьи командиров расположенных здесь войск. Сейчас я был на Кобринском укреплении рядом с Восточным фортом.
Наконец я поднялся на вал, поросший зеленой травой, по гребню вала надо было идти осторожно, так как с него можно было легко скатится вниз, где с внутренней стороны были расположены казематы крепости. Отдышавшись и присмотревшись, я увидел рядом с собой несколько немецких солдат в свежевырытых окопах. Они заулыбались, увидев пулемет, что-то сказали и знаками показали мне, чтобы я шел дальше влево по валу Кобринского укрепления.
Все-таки идея с маскарадом – переодеванием в немецкую форму себя оправдала. Я спокойно попал в Брестскую крепость и теперь оставалось только дождаться момента, когда можно будет юркнуть куда-нибудь в темень казематов. Я прошел еще немного вперед и присмотрелся. Лучи прожекторов и осветительные ракеты освещали поле между внешним валом крепости и восточным фортом, как днем. Оно было все изрыто воронками. Везде лежали убитые наши бойцы. Многие были полураздеты. Видно было, что погибшие бойцы даже не успели обуться, когда все началось. Остовы сожженной техники и трупы лошадей дополняли ужасающую картину. У меня появилось ощущение, что я лезу в свежевыкопанную могилу и меня окатило волной холода. Только теплые воспоминания о Нюре и то, что ей наверняка нужна моя помощь толкали меня внутрь крепости. Немцы, не подозревая обмана, не обращали на меня пока никакого внимания и вели беспокоящий огонь из пулемета по Восточному форту, который находился в метрах двухстах.
Я начал устанавливать свой МГ-34 в одной из песчаных воронок. Пулемет был хорош. Мне попалась версия с магазином из двух барабанов, что было довольно удобно. Вес примерно такой же, как у нашего пулемета Дегтярева, но немец был поскорострельнее, даже слишком, что мне показалось больше недостатком, чем преимуществом. Все пока шло, как я задумал, но как было попасть внутрь казематов подо мной. Не рыть же внутрь, ведь там были, насколько я помнил, мощные кирпичные своды. Спуститься незаметно не получится из-за освещения вокруг. А прыгать с такой высоты страшно, точно что-нибудь себе переломаешь. Да и немцы на чеку, не спят ни хрена. Могут и пристрелить внизу, если не успеешь удрать.
Опять захотелось есть и я достал кусок трофейной колбасы из ранца и начал жевать ее и свои грустные мысли. Но грустить мне не дали. Ко мне неожиданно в окоп, на запах копченного, завалился веселый жирный немец с мощными челюстями и, обняв меня могучей рукой за плечи, начал что-то втолковывать, не давая мне нормально дышать и выпуская мне в лицо ароматы спирта. Потом наклонился и откусил своими жвалами почти половину недоеденной колбасы в моей руке. Я не много охренел от такой наглости, но старался не открывать рот, чтобы меня не подвел мой рязанский акцент. Тем временем немец, не прекращая меня обнимать и давить мне на плечи своей тяжелой рукой, что-то рассказывал. Как я понял он взывал к моей совести и предлагал поделиться припасами. Не слова ни говоря, я открыл заветный ранец и вытянул оттуда шмат сала и протянул его фашисту. Тот одобрительно хрюкнул и сказал что ему еще хлеб нужен. Во наглый ганс попался, – подумал я, но делать было нечего, и начал искать хлеб. И тут у меня из ранца выпала фуражка пограничника Ивана. Ганс засмеялся и наконец выпустил меня из объятий. Что-то бубня себе под нос он покачиваясь нагнулся за ней. Мое положение становилось все более шатким.
И тут я увидел немецкого офицера. Он шел по вершине холма, прямо на меня и сверлил недобрым взглядом. Его взгляд, как будто говорил: «Я все знаю. Ты попался». Я и так был на взводе от замашек наглого фашиста, но тут я вообще запаниковал. Надо было что-то делать. И я сделал то, что первое пришло мне в голову – вытащил Вальтер из кармана и стрельнул наглому гансу в голову. Грузное тело упало на колени и завалилось на живот, все еще сжимая в руке шмат сала, а в другой фуражку. У офицера округлились глаза и отпала нижняя челюсть. Я резко взял пулемет в руки, и развернув его на немцев и нажал на курок. Офицер попытался что-то сказать и повалился навзничь. Два фашиста из ближайшего ко мне окопа выпрыгнули оттуда, как ошпаренные и бросив свой пулемет побежали прочь, но были срезаны следующей очередью.
Я перевел дух. Из дула моего пулемета валил сизый дымок, быстро подымаясь в холодном ночном воздухе. Пуля просвистела над моей головой, потом вторая, в меня стреляли немцы из других окопов на вершине холма. Я пригнулся и вырвал из руки ганса заветную фуражку и спрятал ее за пазуху. Глухо ударилась о дно моего окопа дымящаяся немецкая граната-колотушка. Я на мгновение застыл и в следующую секунду выпрыгнул из окопа с пулеметом и тяжелым ранцем. Я даже не подозревал, что так умею. Потом перекатился со своим барахлом к краю холма и камнем свалился вниз.
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Предыдущий
0 комментариев